Хранитель Реки - Страница 101

101

И действительно, один поворот они сделали вместе с рекой, еще пару – уже самостоятельно (река ушла в сторону) – и впереди показался лес.

Белый «Лендкрузер» обнаружился сразу. Водительская дверь была распахнута, Мойши в нем не оказалось.

Когда Ефим добежал до машины (Надюха оставалась на попечении водителя в «Москвиче»), метрах в пятидесяти от джипа увидел и мотоцикл.

Опрокинутый набок красно-перламутровый двухколесный аппарат уже не был красивым, здорово подкоптившись. Он продолжал гореть, видны были желтые у основания и черные на концах языки пламени. Завершало картину медленно крутившееся переднее колесо.

Человека в черном нигде не было видно.

А вот Мойшу Ефим нашел почти сразу. Тщедушное тело лежало, почти скрытое от глаз, в небольшой, поросшей высокой травой канавке. Рядом, перед канавкой, валялся «карл густав», и Береславский, даже не отсоединив магазин, готов был дать голову на отсечение, что ни одного патрона в запасе у Семена Евсеевича не осталось.

Ефим неловко плюхнулся на колени прямо перед телом Мойши.

– Семен Евсеевич, ты жив?

Сейчас Береславский чувствовал перед этим маленьким человеком ту невыразимую вину, которую испытывают вернувшиеся из боя перед теми, кто не вернулся.

– Куда ты ранен, а?

Он торопливо осмотрел Мильштейна и нигде не обнаружил следов крови, кроме мелкой царапины на щеке, которая могла случиться и от падения. Схватив Мойшу за маленькую сухую кисть, Ефим без труда нащупал пульс. Слишком частый, какой-то спутанный, но пульс определенно имелся. А еще у Мойши были какие-то синеватые губы.

Тут только Береславский почувствовал, насколько сам напуган – его собственные сердечные сокращения тоже вряд ли обрадовали бы кардиолога.

– Тьфу, черт! – утер он со лба выступивший холодный пот. – Это же сердечный приступ!

Ефим сорвался с места и через пару секунд притащил из «Лендкрузера» аптечку. Расстегнул молнию, вывалил все содержимое прямо на траву и быстро нашел то, что искал, – нитроглицерин. Приподняв голову уже приходящего в себя Мойши, он засунул ему в рот сразу две капсулы и дал запить поднесенной водителем «Москвича» минералкой.

– Ну, ты живой? – еще со страхом спросил Ефим.

– Вроде да, – подумав, ответил Мойша.

«Совсем как Надюха», – некстати развеселился Береславский.

Потом он на руках дотащил Мойшу до «Лендкрузера» и уложил на заднее сиденье – тот легко уместился, еще и место осталось.

Потом подошел к парню-водителю:

– Сколько мы тебе должны, чтобы ты все забыл?

– Вы ж ребенка спасли, так? – вопросом ответил тот.

– Похоже на то, – искренне сказал Береславский.

– Тогда ничего не должны, – улыбнулся парень.

– Смотри, – внезапно доверился ему Ефим (а в людях он, как правило, не ошибался). – У меня нет времени. Совсем нет. Я тебе даю сумку, положи в нее автомат и закопай в канавке, где лежал мой друг. Это уже работа, которая стоит десять тысяч. Согласен?

– Почему нет? – вновь улыбнулся тот. – Копать – это работа.

Ефим отсчитал десять тысячерублевых бумажек.

– И спасибо за помощь. Десантура?

– Нет. Морская пехота.

– Значит, спасибо морской пехоте.

Надюха уже сидела на переднем сиденье джипа – нарушение, конечно, но заднее сиденье было занято Мойшей. Ключ торчал в замке зажигания. Ефим подстроил под себя водительское кресло и медленно тронулся в обратный путь.

– Ты как там? – спросил он у друга, глядя в зеркальце – Семен вроде чуть порозовел.

– Лучше, – ответил Мильштейн.

– Ну и отлично. Я тебя сейчас в больницу положу. И Агурееву позвоню, они вертолет пришлют.

– Слушай, Ефим, это очень опасная история, – тихо заговорил Мойша.

– В чем же ее опасность? – спросил Береславский, одновременно набирая номер Агуреева.

– Не знаю, – выдохнул задний пассажир.

– Ну вот, снова-здорово, – равнодушно пробормотал Ефим. – Ваши тайны меня уже достали.

Поговорив с Агуреевым (тот страшно разволновался), Ефим обратился уже к Надюхе:

– А ты что мне скажешь, детка?

– Вам лучше уехать в Москву, – тихо сказала Надюха.

– Слушай, девочка, – вдруг очень серьезно сказал Береславский. – Ты, конечно, очень умна и таинственна. А ты, – Ефим обернулся, насколько позволяла толстая шея, к заднему пассажиру, – очень профессионален и тоже очень таинствен. Но когда и куда мне лучше ехать, я сумею решить без вас, – неожиданно закончил он.

Уже через полчаса Мильштейн лежал в одноместной палате маленькой больницы. Доктор оказался на удивление толковым и цепким специалистом. Он в корне пресек намерение слегка ожившего Мойши продолжить самостоятельное путешествие.

– Вам повезло пережить этот приступ без обширного инфаркта. Два раза подряд повезет вряд ли.

Да Мильштейн и сам понимал, что в таком состоянии он не боец, а обуза.

На прощанье еще раз сказал Ефиму:

– Берегись. Будь осторожен. А еще лучше уезжай домой.

– Ты лучше скажи, чего беречься? – разозлился Береславский.

– Не знаю, – выдохнул больной.

– А ты в этого урода в черном стрелял?

– Две обоймы.

– Следов крови я не увидел, – раздумчиво произнес Береславский. – Все же машина неслась по кочкам.

– В мотоцикл же я попал, – очень тихо сказал Мильштейн и прикрыл глаза.

– А как ты понял, что этот человек – враг? – задал Ефим мучивший его вопрос. – Я же еще не успел тебе ничего сказать.

– Почувствовал… – невесело улыбнулся Мойша. – Родственную душу.

Мильштейну опять стало хуже, и вошедший доктор, пообещав взволнованному Ефиму полную сохранность друга, выгнал посторонних из палаты.

101