Это и есть шифровка. О которой он лично договаривался с Бакенщиком. Место встречи, долгота и широта.
О времени встречи они тоже тогда договорились – каждое утро, начиная со второго после получения сообщения адресатом. Ровно в семь часов.
Береславскому стало вдруг очень грустно. Все это означало, что Надюха, занявшая столько места в его сердце, через пару дней от него уедет. И увидятся ли они когда-нибудь еще – бог знает.
Ефим вздохнул. Грустно, но ничего не поделаешь. Надюхе, несомненно, нравилось в шебутной профессорской семейке. Но маму и папу не заменить никаким общением, пусть даже и самым интеллектуальным, и никакими игрушками, пусть даже и самыми компьютеризированными.
Береславский подошел к ноутбуку и влез в Интернет – на выставке везде имелся свободный вай-фай. Несколько щелчков по взятому наугад картографическому сервису – и все понятно.
Место – и для встречи, и для последующей жизни – выбрано удачно. Километров пятьсот к северо-западу от Москвы, на берегу, может, не самого большого, зато самого чистого в Европе озера. У него нет больших глубин и практически плоское дно, как в огромной суповой тарелке. Только втекает в эту «тарелочку» с десяток крупных рек, а вытекает один могучий Волхов. Из-за относительно небольшого объема – при огромной площади и гигантском водообмене – содержимое этой «тарелки» полностью заменяется на новое буквально за считаные дни. Отсюда и уникальная чистота воды в Ильмене.
Да, в неплохом местечке предстоит расти Надюхе. Вечером он скажет ей о скором свидании с родителями.
День шел к концу, Наташка уже начала собирать то, что следовало забрать с собой.
К стенду в очередной раз подошел Мойша. Он тут уже несколько заходов сделал, контролируя ситуацию. И, возможно, не один, а с соратниками.
Мойшу привезли в Москву на третий день, за-фрахтовав вертолет. Из кардиологического центра он вышел еще через неделю, условно здоровый, и тут же накрыл Ефима и его семью невидимым, но вполне осязаемым колпаком.
При этом Ефима не оставляла неприятная мысль, что Мильштейн не столько спасает его, Береславского, – хотя в добрых намерениях сомневаться было неприлично, – сколько ищет встречи с недобитым им в Пудоже человеком в черном. Чем тот так разозлил никогда прежде не видевшего его Мойшу, Ефим даже представить себе не мог.
Впрочем, Береславский против охраны не возражал: он еще не забыл животный ужас, испытанный им в старом бревенчатом доме «маленькой» Вяльмы. Да уж, с такими малоприятными вещами пусть уже лучше разбирается привычный ко всему Семен Евсеич.
– Все в порядке, Ефим? – поинтересовался Мильштейн.
– Вроде да, – ответил Береславский. И рассказал о полученной шифровке.
– Вместе поедем, – сказал Мойша.
– Не возражаю, – ответил профессор. А про себя подумал: «И автомат не забудь».
Свою «сайгу» напуганный профессор точно с собой прихватит.
Место: Полтысячи километров северо-западнее Москвы.
Время: три с лишним года после точки отсчета.
«Патрол» уверенно бежал на северо-запад.
Выехали из Москвы поздно вечером. Успешно избежав столичных пробок и не слишком гоня, поочередно миновали Солнечногорск, Клин, Тверь, Вышний Волочек и множество других, более мелких населенных пунктов. Милиция не остановила их ни разу, хотя машин на дороге было явно меньше обычного – это было вовсе не следствием ночного времени, а приметой показавшего зубы экономического кризиса.
Однако Ефим про тревоживший всех кризис не думал. Не думал бы он и про дорожные милицейские посты, если бы в машине, кроме него, Надюшки и Натальи, на последнем третьем ряду не угнездился маленький, простовато одетый человечек. Мойша не захотел отпускать их одних. А там, где Мойша, – там наверняка и целый арсенал чего-нибудь убийственного. Впрочем, после пережитого в прионежской Вяльме Ефим Аркадьевич не возражал против присутствия в его машине этого невзрачного мужчины. И против его привязанности к мощному огнестрельному оружию – тоже. Его собственная «сайга» покоилась в сумке у Натальи, как говорится, в шаговой доступности.
Ехали молча, разговор как-то не клеился. Ефим с Натальей переживали предстоящее расставание с Надюхой. Мильштейн напряженно вглядывался в темноту, непонятно чего ожидая, готовый ко всему. А Надюха – главная и единственная причина сегодняшней поездки – тихо сопела носиком, комфортно облокотившись на левый Натальин бок. Она заснула, едва заурчал дизель, и с тех пор ни разу не просыпалась. Поэтому даже перекусить в каком-нибудь придорожном кафе пассажиры вездехода пока не останавливались.
Преодолев очередной большой перегон с невидимыми в темноте редкими спящими селами, Ефим подъехал к развилке. Он съехал с шоссе направо, поднялся на мост и пересек автомагистраль по мосту.
Теперь его путь лежал в сторону Великого Новгорода.
Близость большой воды была уже очевидна: то тут, то там, в призрачном лунном свете проглядывали озера, каналы или просто огромные лужи. Воды было столько, что «географическое» представление о гигантской заполненной жидкостью тарелке постепенно становилось физическим, чувственным. Даже воздух, поступающий в салон с улицы, стал заметно более влажным. «Да уж, здесь есть где спрятаться даже от очень предприимчивых врагов», – одобрил Ефим Аркадьевич выбор Бакенщика.
Миновав Великий Новгород и проехав еще несколько километров, стали осторожно пробираться к берегу.
Береславский постоянно сверялся с навигатором, однако не доверяясь прибору так же слепо, как до истории с пресловутым шоссе D-16.