– Что это? – пробормотал ученый.
– Выступление твоего рецензента. – Это была больная тема: Валентин Сергеевич вот-вот должен был защищать кандидатскую.
Бакенщику не было страшно. Что сделано, то сделано. Больше, чем заслужили, их не накажут. Вот еще бы понять, сколько заслужили…
Голоса действительно слышались со стороны ручья, только выше по течению. «Тьфу ты», – сморщился Бакенщик. Выше по течению, если бы ручей тек с горы. Как объяснить сложившуюся ситуацию, слов пока не придумали.
– Дети! – вдруг воскликнул Валентин, мгновенно опуская ружье. Конечно, они слышали о большом пионерском турслете. Но, черт возьми, это же на сто пятьдесят километров южнее! И там обустроено все дай боже, даже у них из экспедиции четырех рабочих изъяли – мероприятие, говорят, республиканского масштаба.
– Нет, – тихо сказал Бакенщик. – Не дети.
Голоса точно были высокими, визгливыми даже, но не детскими точно. Скорее они могли принадлежать злобным ссорящимся гномам. Но для этого нужно было предположить, что такие бывают.
– Слов не разобрать, – Валентина потихоньку начала бить дрожь.
– И не старайся.
– Что же делать, спокойный ты наш? – внезапно разозлился питерец.
– Ждать, – философски заметил Бакенщик.
Еще через минуту голоса стали вполне различимыми. Теперь стало предельно ясно, что они не принадлежали ни детям (потому что дети не гуляют ночью по склонам с текущими вверх ручьями), ни взрослым (потому что взрослые не разговаривают как пластинки, если их проигрывать с удвоенной скоростью).
– Карлики! – вдруг доперло до питерца. – Карлики!
Взрослые с голосами детей.
Бакенщик даже отвечать не стал. Очень скоро все ответы они и так получат.
А пришедших от ручья стало не только слышно, но и видно. Нет, ни фигур, ни лиц никто не разглядел. Но по тропе, пробитой, видимо, животными, в их сторону двигалось нечто, представлявшее собой светящиеся шары, точнее, шарики, расположенные в ряд на высоте примерно полутора метров. И именно от них исходил этот раздраженный и озлобленный якобы детский лепет. И это нечто – теперь уже несомненно – целенаправленно двигалось в их сторону, ворча и негодуя.
Вот теперь Бакенщику стало страшно. И все же страх его не затопил. Такие встречи были ожидаемой частью его непонятного Служения, и он был готов не сломиться – по крайней мере, душевно – под натиском этого нечто.
Валентин же, потерявший голову от разом охватившей его паники, просто схватил ружье и выстрелил в их сторону. Огоньки дернулись, их ряд потерял стройность, но только на считаные секунды, а потом так же размеренно направились дальше, к застывшим в ужасе людям.
– Всё! – заорал ученый и, не сдаваясь неведомому врагу, метнул в него бесценным «Зенитом». – Нам конец!
– Я так не думаю, – с трудом расцепил онемевшие губы Бакенщик. – Обойдется!
И действительно, обошлось. Огоньки поболтались около людей еще несколько минут, гнусные голоса усилились до максимума, а потом все как-то пошло на спад. И звуки утихли, и огни, вновь потеряв стройность, стали потихоньку меркнуть, а главное – удаляться от их шалаша.
Через пятнадцать минут все стихло. Не осталось никаких других источников света, кроме звезд, луны, ее отблеска в ручье и, конечно, огня костра. Вот где пригодились заготовленные дровишки! Приятели их теперь точно не жалели, пламенем как будто пытаясь ускорить приближение рассвета.
А потом пришел рассвет. Солнце встало, стало тепло, не осталось никакого желания искать запретное – теперь это было ясно – капище. И даже ручей теперь тек так, как ему и положено, то есть сверху вниз.
Дорогу до лагеря друзья нашли быстро и дошли до него часа за четыре. Короче, вернулись без потерь, если не считать бесследно исчезнувшего фотоаппарата.
– Гады эльфы, – прокомментировал это событие питерец. Но беззлобно: гораздо хуже, если бы они унесли его самого или его друга.
Вот такой эпизод вспомнили друзья, перед тем как выпить по следующей, предпоследней – они никогда не напивались допьяна – стопке.
– А чего ты вдруг про капище вспомнил? – полюбопытствовал Бакенщик.
– Ты же всегда чутьем ситуацию измеряешь? – вопросом на вопрос ответил Валентин Сергеевич.
– Бывает, – улыбнулся собеседник.
– Так что тебе твое чутье сейчас подсказывает? Не пора на Онегу перебираться? Вам же с Галиной там понравилось.
Бакенщик посерьезнел. Задумался.
– И с дитем твоим что-то надо решать. Ты же не Маугли воспитываешь, – гнул свое питерец.
– Да уж, не Маугли, – усмехнулся Бакенщик. И добавил: – Надеюсь, скоро переедем.
– И я на это надеюсь, – засмеялся Валентин. – Я, кстати, в Святово на автодоме приехал. Шесть метров в длину. Со всеми удобствами.
– Зачем они тебе? – вяло полюбопытствовал Бакенщик. Он как-то ощутимо напрягся, когда разговор зашел о переезде. – Раньше вроде без удобств обходился.
– Здесь ключевые слова – шесть метров, – рассмеялся друг. – Твое домашнее хозяйство меньше. Так что все влезет. Уразумел?
– Уразумел, – ответил Бакенщик.
И, враз решившись, спросил:
– Когда едем?
– Через две недели, чтоб неделя на дорогу осталась.
– Хорошо, – сказал Бакенщик.
И больше ничего не сказал.
Место: Москва, Измайловский вернисаж.
Время: полтора года после точки отсчета.
Январь был как январь. Весь в традициях приближающегося глобального потепления. Не столько холодный, сколько промозглый. С воронами, каркавшими над безлистными и бесснежными ветками деревьев, и с пожухлой грязно-зеленой прошлогодней травой, бесстыдно вылезавшей из-под почти отсутствовавших сугробов.