Хранитель Реки - Страница 6

Ефим Аркадьевич в очередной раз печально и безнадежно вздохнул, потом снял очки и попытался их протереть. При отовсюду летевшей снежной крупе это оказалось таким же бесполезным занятием, как и все его стояние.

«Ничего! – вдруг подумалось ему. – Сегодня не пришли – придут завтра. Не может же не везти вечно». Мысль немудреная, а повеселел профессор. Даже теплее стало.

– Аркадьич, а как насчет в футбольчик сгонять?

Это его сосед, Пашка, молодой детина лет под тридцать. Сын известного живописца, сам живописец. Мешает ему, как и многим детям великих, тень отца. А еще больше мешают водка с пивом.

Но Береславский не психоаналитик и уж точно не борец за всемирную нравственность. А потому тут же, на импровизированном крохотном поле, за вполне графичными, по зимнему времени, деревьями, на слегка заснеженной пожухлой травке, побегали в футбол – с такими же, как и сами, неудачливыми на сегодня продавцами объектов изобразительного искусства.

Впрочем, играть в футбол Ефиму Аркадьевичу не так уж понравилось. Азарт-то прежний остался, а дыхалка – как раз на уровне его «полтинника». Плюс (точнее, минус) – сидячая и оручая работа. С таким анамнезом – лучше в шахматы. Береславский так и делал с другим любителем, акварелистом Виктором. Но зимой за шахматами сначала отмерзали пальцы, потом – мозги. Футбол в этом плане, как зимний вид спорта, гораздо логичнее – согрелись-то уж точно. Особенно когда потом с Пашкой накатили по пятьдесят грамм (Пашка, правда, побольше, но Береславский – ровно пятьдесят: специальная пластиковая рюмочка у него на вернисаже всегда при себе), жизнь и вовсе засверкала всеми своими приятными сторонами.

Несомненно, его галерея расцветет. Пусть не за год. («Не за три», – поправил себя Береславский. Год – это он на вернисаже стоит. А первые картины приобрел уже три года назад, одновременно с зарождением идеи: у него идея и действия, как правило, далеко во времени не расходятся.) Но расцветет обязательно. Ну, даже если и не расцветет – что ж, Ефим Аркадьевич умеет быть самокритичным, – то это ж такой кайф: ходить по мастерским и рассматривать, что там эти психи наваяли, а сильно задевшее – покупать.

Самое близкое к вышеописанному (Ефим бесконечно был в этом убежден) – процесс кладоискательства. Выкопал яму – а там пусто. Ничего, выкопаем следующую! В следующей – огромный кованый сундук, но пустой. Ничего, будет и полный!

В общем, такой бизнес не всегда кормит, но адреналином обеспечивает гарантированно.

И что-то еще радовало Ефима Аркадьевича, он пока не мог понять что. Наконец понял. Ветер утих. И более того, на юго-востоке, на беспросветном до этого небе, появился ярко-синий клочок, а от него осветились скромным солнцем прежде унылые вернисажные «улицы».

Ну, праздник так праздник! Ефим спросил у соседа Петра – очень неплохого графика, – не хочет ли тот прогуляться до кормильной будки. Тот ответил, что уже поел, и Береславский отправился за едой в одиночку.

Еда, полученная им, стоит отдельного описания.

Котлета. Не беда, что фабричная, но явно из мяса. И горячая, зараза!

Гречневая каша, тоже горячая.

Кетчуп, красный, вкусный, много.

Чай горячий с лимоном и сахаром.

Пряник тульский со сгущенным молоком.

Продавала и грела все вышеуказанное в крошечной, тоже деревянной будке-кухне Марина, очень милая и веселая девушка-гастарбайтер из Молдавии. Единственное, что из всего названного Береславский не любил, так это одноразовую посуду. Но что вспоминать такие мелочи, когда свежий воздух и обеденное время вызвали аппетит, мощный даже по меркам Ефима Аркадьевича!

Конечно, лучше бы было, как приучен с детсада, принять пищу коллективно, но народ уже поел. Так что рекламный профессор не без труда залез в нутро своей личной будочки и, угнездив на крохотном деревянном выступе тарелку и стакан, предался чревоугодию.

Это было так классно, что не сразу расслышал голоса с «улицы»:

– Так вещь продается или нет?!

А и услышав, не поверил. Наверное, у Пети спрашивают. Или у Пашки.

– Зачем выставлять, если не продаете? – раздраженно повторил женский голос.

У Ефима упало сердце – похоже, это был Его Покупатель! А снаружи обиженную даму уже успокаивал Петя (они все друг другу старались помочь).

– Сейчас хозяин подойдет, – горячо убеждал он женщину. – А у вас вкус отличный, сразу заметили настоящую живопись! – походя, польстил Петя. Заход был стандартный, но так же стандартно и срабатывал.

Ефим уже высвобождал немалое тело из своего дощатого схрона. Оставленные на «столе» котлета и чай теперь его совершенно не волновали – ведь у него был собственный настоящий покупатель!

И не беда, что таких «собственных» за прошедший год подходило с десяток-другой (Мухины картины привлекали-таки внимание), но сегодняшний просто не мог уйти, не купив! Потому что если и он уйдет, то получается, что Ефимова идея неправильная. А это, как известно, невозможно изначально.

– Это настоящая Муха! – запыхавшись, выпалил Береславский. Многоопытный Петя неодобрительно шевельнул бровями, но Ефим и сам понял, что заход неудачный.

Да и дама не одобрила. Ей было сильно за пятьдесят, хорошо одетая, в длинной норковой шубе. И без спутника. Таких посетительниц, делавших подарки самим себе, довольно много гуляло в антикварных рядах и гораздо меньше добиралось до живописных. Для зимнего сонного времени потенциально очень хороша.

– Что еще за муха? – скривилась женщина. – Я с вашим сленгом не знакома.

– Фамилия – Муха, – поправился Береславский.