Я вглядываюсь вдаль и больше всего боюсь увидеть распластанное на середине речки светло-желтое пятно. Утонуть здесь нельзя. Ногу сломать – можно. И замерзнуть в холодной воде.
Только не это! Господи, сохрани!
Желтого пятна посредине речки я не нашел. Нашел белое пятнышко. Парусник наткнулся на валун и в напряжении замер, не в силах соскочить с мели.
Я бросился в воду, в три прыжка достиг цели, схватил игрушку.
Покричал, оглядел окрестности. Никого не было. Не ощущая холода воды, пересек вброд речку, поискал на том берегу. С тем же успехом.
Это было на полпути к тому месту, где я полдня проработал. Господи, сколько же времени уже прошло!
Не чуя ног, я побежал обратно. С Ленкой снова встретились у моста. У нее были бешеные глаза – Надюхи в лесу не оказалось. Она молча показала мне в сторону Онеги: над невидимым озером повисла могучая черная сплошная облачность. Там, скорее всего, уже буянит шторм, уже и здесь порывы ветра чувствовались. А девчонку не нашли!
– Может, она дома? – вдруг пришла в голову простая и такая сладкая мысль. Оказалось, я высказал ее вслух. Устала девочка, прошла, не замеченная Ленкой, и улеглась в одной из комнат огромной избы.
Мы стремглав понеслись к дому.
Надюхи дома не было. Были Бакенщик и Галина, каким-то чудом пересекшие Онегу в такое ненастье – пассажирские катера наверняка не ходили.
Галина только ойкнула и замолчала. Бакенщик, лихорадочно сверкая глазами, слушал мой виноватый рассказ.
– К мосту, – отрывисто приказал он. Никаких упреков не прозвучало, но я готов был к любым упрекам, даже к ударам, лишь бы нашлась девочка!
У моста мы нашли то, что хотели бы найти меньше всего. Красные Надюхины туфельки одиноко стояли у самой воды. Как я их не заметил в первый раз? Хотя если бы заметил, прибежав один, мое сердце, наверное, просто бы разорвалось.
Галина тяжело охнула и неловко опустилась на каменистый берег. Ленка бросилась к ней. А Бакенщик, присев у туфелек, внимательно что-то рассматривал.
– Она не утонула, – наконец сказал он.
Я замер.
– Ее увели. Следы ведут к мосту.
– Кто увел? – ошеломленно спросил я.
Какой смысл красть детей в этих малолюдных местах? Здесь каждый человек, каждая машина на виду.
Внезапно мелькнула дикая мысль.
– Может, профессор вернулся и куда-то ее повез?
– Какой профессор? – повернулся ко мне Бакенщик. Его глаза потеряли лихорадочный блеск, но смотрели остро и внимательно. И опасно.
– Какой профессор? – повторил он.
Я быстро рассказал о Береславском.
Он на полминуты задумался, точно как Надюха, и сказал:
– Это не он. Это другие.
– Кто же? – Я не мог поверить, что Бакенщик может предположить в известных ему людях похитителя ребенка.
– Я узнаю, – коротко ответил он. Потом помог поднять жену и повел ее к дому.
В доме он занялся странными делами. Быстро перерыл бумаги, выписал на бумажку несколько телефонов. Потом достал из старых тряпок аккуратно завернутый явно старинный, с бронзовой рукояткой, нож. Даже не нож – не инструмент для бытовых нужд, а однозначно орудие убийства, и хорошо, если не ритуального.
За окном совсем потемнело, хотя до вечера еще было время. Порывы ветра усилились, вывешенное Ленкой сушиться белье уже улетело с веревок, но никто не бросился его спасать.
– Вы останетесь здесь, – наконец сказал Бакенщик.
– А ты? – тихо спросила Галина. Ее было не узнать: она разом постарела лет на двадцать.
– Я в Пудож.
– В милицию? – осторожно спросил я.
– Нет, – кратко ответил Бакенщик. – Есть друзья. Они приедут. Там – место сбора.
– Мы ее найдем? – вырвалось у меня.
– Не знаю, – как гвоздь, забил в мое сердце Бакенщик.
Ленка беззвучно плакала, держа за руку тоже безмолвную Галину.
– Дай мне мобильный телефон твоего… профессора, – сказал Бакенщик, так и не вспомнив фамилию. – Машина может понадобиться.
Я немедленно передал ему визитку Береславского.
Через десять минут мы вышли на улицу провожать Бакенщика. Он, очевидно, был намерен пройти три километра до «большой» Вяльмы и либо поймать там почти невероятную попутку, либо договориться с кем-то из местных. Оттуда же по стационарному телефону можно было позвонить таинственным друзьям Бакенщика. Если, конечно, телефон работает. Других вариантов все равно не было – в старой Вяльме жители появлялись лишь к выходным.
Вот теперь и дождь полил, пока небольшой. Но, по рассказам местных, через некоторое время он перейдет в ливень, и мощные удары ветра будут бросать на несчастных путников буквально ведра холодной воды.
– Я с вами поеду, – сказал я. Мне просто необходимы были физические муки. Может, они хоть чуть облегчат мою душу.
– Нет, – коротко бросил Бакенщик.
Похоже, он не винил меня с Ленкой. Если б еще от этого нам было легче!
Сверху, где-то прямо над нами, ударил чудовищной силы гром. А потом – яркая, как осветительная ракета, ломаная стрела молнии. Обычно все бывает наоборот. Но в этих местах мало что происходит обычного.
Бакенщик повернулся к нам и сказал:
– Все. Идите в дом. Когда вернусь, не знаю.
И тут Ленка вскрикнула:
– Машина!
Действительно, на вяльминский мост с той стороны, лицом к нам, аккуратно взбиралась какая-то машина. Судя по всему, не маленькая: фары светили высоко. Наверное, какой-то дачник приехал пораньше. Может, водитель согласится подвезти Бакенщика хотя бы до «большой» Вяльмы?
Мы все заспешили к дороге, чтобы потом не гоняться за автомобилем по длинной деревенской улице.